В Могилеве наша семья жила в жоме дедушки Ары и бабушки Гени Бибельников на ул.Воровского 2. С нами жила еще бабушка отца Циперия Бибельник.

Когда началась войны, мне было 13 лет и я только что окончила 6-1 класс могилевской школы №12 в Пожарном переулке. В первый день войны, 22 июня 1941 г., в 6 часов вечера арестовали моего отца (его отпустили в октябре 1941 г.)

 

Воспитателями в детском доме во время войны были Юзефа Иосифовна Куявская (Шлифиш) и Анна Дмитриевна Хохрякова ( ее муж позже стал начальником могилевского спорткомитета) .Это были очень хорошие люди, очень добрые и отзывчивые и смелые.
К нам часто прибегала в детский дом еврейка Зина Саморева. Отец ее был на фронте, а всю остальную семью расстреляли немцы в гетто. Зине удалось убежать, каким образом, я не помню.

С тех пор Зина вела кочевой образ жизни, нигде долго не жила, наверное боялась попасться, да и характер у нее был такой, непоседливый. Она на еврей был совсем не похожа, волосы рыжие, нос широковатый – бульбинкой. Девчонка эта была боевая, отпетая хулиганка. Остановилась в детском доме буквально на пару дней. Ее переодевали, кормили, мыли и она опять пропадала. Всего у нас было шесть девочек и все знали кто она, но никто ее не выдал. По рассказам, попадала она в руки немцев, но когда ее спрашивали, не еврейка ли она, Зина ругалась на них матом и кричала – “Я русская!” И ее отпускали.

«В 1943 г. Я была свидетелем расстрела еврейских семе, коммунистов, пленных в поселке Пашково. Немцы, полицаи вывозили их к противотанковому рву, обнесенному изгородью из шпал, где-то всего в полукилометре от нашего поселка.

Там сейчас стоит памятник. Трупы расстрелянных людей убийцы потом сжигали, чтобы освободить место для новых жертв. Мне тогда было 12 лет. Когда приезжал «черный ворон» вместе со старшей сестрой мы подползали к котловану. Сестра меня не пускала, боялась, а я вырывалась и убегала. Я думала «Вдруг кто-то остался в живых?» Мы слышали страшные вопли, плач детей. Особенно запомнился один пронзительный детский крик «Ой мамочка, ой Розочка!» Потом автоматные очереди, и все стихало до следующего приезда «Черного ворона». Убитых и раненых сваливали в яму, присыпали землей.
Расстрельная команда уединялась в здании гестапо. Там они напивались, а ночью жгли трупы. Трупы жгли, чтобы скрыть следы преступлений, чтобы скрыть, сколько людей погубили.